Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение - Страница 78

Профиль Магды чуть опустился вниз в улыбке.

– Ну, а я, моя дорогая, ответила тогда, что как раз лежу и размышляю – кто бы надо мной надругался?

Мощные пальцы Тони внизу снова начали «Трех поросят», уверенно, с блеском, неостановимо, под счастливые вопли собравшихся.

– Он на самом деле вот такой, ты знаешь, – сказала Магда, дернув подбородком в сторону и вниз.

– А кто он вообще? – почти без выражения спросила я, боясь нарушить эти мирные мгновения.

– Хм. В Чунцине он был беглецом из Шанхая, откуда стащил какие-то деньги. До того – служил в Шанхайском легионе. А раньше – о, раньше! В общем, востоковед и профессиональный военный, с отличной биографией. Учитель в военной академии, советник… Он тогда думал, что настолько хорош и неотразим, что у него все всегда будет получаться и что это никогда не кончится. А сейчас он – то, что ты видишь. Ты спрашиваешь, было ли у меня желание его бросить? Я думаю, такова уж моя девическая судьба, дожидаться, когда… все это кончится.

…Сделать оставалось уже совсем немного. Я оглянулась по сторонам – не крадутся ли убийцы, с чем-то похуже палочек для еды?

Никто никуда не крался. Я, под невидимой охраной людей Леонга, стояла одна у длинной, в полмили, балюстрады у кромки Эспланады, у моих ног плескалось море. В отдалении, практически на горизонте, замерла белая, прочерченная пунктиром иллюминаторов громада «Токийского принца», над ней висел черный гриб дыма. Вот этот гриб вдруг оторвался от косой трубы и, тая, двинулся ввысь, а к кораблю уже подплывала целая стая «водяных лодок» и катеров.

Почти невидимая волна с «Принца» достигла сплошной поросли суденышек, скопившихся у пристани Виктории, и весь этот сухой лес мачт перевалился через волну разом и плавно.

Что ж, а ведь можно сделать кое-что еще. Что бы я сейчас придумывала на месте моего врага?

Я повернула к конторам пароходств на Уэльде. И провела бессмысленных полтора часа, рассовывая ассигнации клеркам и клянча у них списки пассажиров, заранее заказавших билеты во всех мыслимых направлениях. Где-то меня отсылали к старшим клеркам, где-то я читала длинные колонки имен и не находила ничего знакомого. А еще оставались заказы на билеты на поезд, в Сиам. Я вспомнила, что давно уже собиралась перепоручать такую работу кому угодно, да вот хотя бы филиппинцу с тромбоном. Но – поздно. Уже вообще-то и не нужно.

Теперь – в газету, поставить черную точку под моей карьерой публициста. Сдать статью про опиум, после которой можно отдыхать. Желательно – в безопасном месте.

– Тео, – сказала я, с трепетом приближаясь к повелителю новостей. – Спасибо тебе за это имя. Оно мне очень помогло.

– Заклятья кончила ты, злая ведьма? – спросил Тео, глядя в потолок. – Это Шекспир, «Ричард Третий», середина первого акта.

– Тео, милый, не обижайся. Ну, я ведь тебя самую чуточку обманула, не сильно. Да, я хотела написать эту статью. Оставалось только договориться окончательно. Вообще-то она готова. И сейчас я тебе кое-что еще скажу: мое кабаре в порядке благотворительности намерено заплатить вашей газете, дав рекламу некоторых антиопиумных ассоциаций, вставив ее в текст той самой статьи. И еще хочет дать новую серию рекламы собственно кабаре. У нас скоро новая программа, так что…

Тут к Тео подлетел выскочивший из лестничного проема цейлонец и прошептал ему что-то на ухо. И Тео мгновенно слетел с табурета, забежал к Биланкину, выбежал, потом начал подзывать сразу двух репортеров.

Топот ног, колышущийся над брючным ремнем живот: Биланкин выбегает из кабинета с очень серьезным лицом, быстро кланяется мне, рысью движется куда-то, где, как я уже знала, помещались верстальщики и их большие железные столы, вокруг которых пахло маслом и краской.

– И уточните, правда ли это самоубийство, – бросил Тео одному из своих репортеров.

И потом вспомнил про меня:

– Амалия, потом, сейчас даже не до твоих рекламных денег. Покончил с собой заместитель начальника полиции Лайонелл Стайн. В отеле «Ен Кенг» на Чулии. Прости.

Я замерла в полном недоумении.

Этого не могло быть. Он не мог со мной такого сделать. Я ведь всего-навсего написала один большой очерк. И только собиралась напечатать второй. Он не мог вот так просто прочитать этот первый очерк – и сразу же покончить с собой.

Я почувствовала себя убийцей человека.

Проблема была в том, что уже несколько дней как-то слишком было очевидно, что это Стайн. А вот теперь… А теперь – не очевидно уже ничего, и мое первое, только что успешно завершившееся расследование оказалось, вполне возможно, провалом.

Можно ли любить своего врага? Мне ведь нравился Стайн, подумала я, мне нравилось играть с ним в эту заочную игру – с этим спокойным, уверенным, седым сероглазым британцем. И что теперь получается – я играла не с тем человеком или – играла слишком хорошо и в итоге победила не по правилам?

Может быть, он все же жив и что-то можно еще изменить?

Двух репортеров Тео я догнала уже у первого этажа, пробормотала им, что Тео шлет меня поучиться настоящей, грамотной журналистской работе, и двинулась рядом с ними, медленно крутя колеса велосипеда.

Сделанные в виде прямоугольной китайской триумфальной арки ворота под синей черепицей. Толпа, собравшаяся среди манговых деревьев респектабельного «Ен Кенга», нервна и печальна. В кильватере одного из репортеров (второй сразу, доставая на ходу бумажник, пошел куда-то к стойке для ключей и торжественно-печальным китайцам) я, не переводя дыхания, поднялась на второй этаж, к жилым комнатам.

И увидела, между спинами полицейских, смятую простыню, два красных пятна, одну откинутую в сторону неподвижную руку, поросшую светлыми – или седыми? – волосками.